Я не понимаю уникального смысла мира, а потому он для меня безмерно иррационален. (с)А.Камю
Просто я уже очень долго невероятно люблю этот отрывок. Пусть будет тут.
"Домой я вернулся около семи. В руках у меня был пакет. В нем тихо
булькал одеколон для мамы, галстук и запонки я положил в карман.
В холле было пусто. Рейнхард возился с калькулятором.
- Я хочу заменить линолеум, - сказал он.
- Неплохая мысль.
- Давай выпьем.
- С удовольствием.
- Рюмки взяли парни из чешского землячества. Ты можешь пить из бумажных
стаканчиков?
- Мне случалось пить из футляра для очков.
Рейнхард уважительно приподнял брови. Мы выпили по стакану бренди.
- Можно здесь и переночевать, - сказал он, - только диваны узкие.
- Мне доводилось спать в гинекологическом кресле.
Рейнхард поглядел на меня с еще большим уважением. Мы снова выпили.
- Я не буду менять линолеум, - сказал он. - Я передумал, ибо мир
обречен.
- Это верно, - сказал я.
- Семь ангелов, имеющие семь труб, уже приготовились.
Кто-то постучал в дверь.
- Не открывай, - сказал Рейнхард, - это конь бледный... И всадник,
которому имя - смерть.
Мы снова выпили.
- Пора, - говорю, - мама волнуется.
- Будь здоров, - с трудом выговорил Рейнхард, - чао. И да здравствует
сон! Ибо сон - бездеятельность. А бездеятельность - единственное
нравственное состояние. Любая жизнедеятельность есть гниение... Чао!..
- Прощай, - сказал я, - жизнь абсурдна! Жизнь абсурдна уже потому, что
немец мне ближе родного дяди...
С Рейнхардом мы после этого виделись ежедневно. Честно говоря, я даже
не знаю, как он проник в этот рассказ. Речь-то шла совсем о другом человеке.
О моем дяде Лео...
Да, линолеум он все-таки заменил..."
(с) Довлатов "Наши"
"Домой я вернулся около семи. В руках у меня был пакет. В нем тихо
булькал одеколон для мамы, галстук и запонки я положил в карман.
В холле было пусто. Рейнхард возился с калькулятором.
- Я хочу заменить линолеум, - сказал он.
- Неплохая мысль.
- Давай выпьем.
- С удовольствием.
- Рюмки взяли парни из чешского землячества. Ты можешь пить из бумажных
стаканчиков?
- Мне случалось пить из футляра для очков.
Рейнхард уважительно приподнял брови. Мы выпили по стакану бренди.
- Можно здесь и переночевать, - сказал он, - только диваны узкие.
- Мне доводилось спать в гинекологическом кресле.
Рейнхард поглядел на меня с еще большим уважением. Мы снова выпили.
- Я не буду менять линолеум, - сказал он. - Я передумал, ибо мир
обречен.
- Это верно, - сказал я.
- Семь ангелов, имеющие семь труб, уже приготовились.
Кто-то постучал в дверь.
- Не открывай, - сказал Рейнхард, - это конь бледный... И всадник,
которому имя - смерть.
Мы снова выпили.
- Пора, - говорю, - мама волнуется.
- Будь здоров, - с трудом выговорил Рейнхард, - чао. И да здравствует
сон! Ибо сон - бездеятельность. А бездеятельность - единственное
нравственное состояние. Любая жизнедеятельность есть гниение... Чао!..
- Прощай, - сказал я, - жизнь абсурдна! Жизнь абсурдна уже потому, что
немец мне ближе родного дяди...
С Рейнхардом мы после этого виделись ежедневно. Честно говоря, я даже
не знаю, как он проник в этот рассказ. Речь-то шла совсем о другом человеке.
О моем дяде Лео...
Да, линолеум он все-таки заменил..."
(с) Довлатов "Наши"